Виктор Пелевин "Бэтман Аполло"

Признаюсь: хоть я и не являюсь фанаткой Пелевина, новый роман ждала с нетерпением, как и многие его любители (и отрицатели, кстати, тоже). Виктор Олегович умеет заинтриговать своих читателей. Вот и в этом случае: еще задолго до выхода книги интернет был забит записями о ней. А один из претендентов на российский президентский трон
Алексей Навальный написал на своей страничке в Twitter: "Новая книга Пелевина посвящена московским протестам. Ожидаю с ужасом. Представляю себе, как он нас всех там пропишет".

Да и всем интересно было узнать мнение не только разной там шелупони блогерской, а так называемого культового писателя нашего времени.


Оказывается, В «Бэтмане Аполло» действуют персонажи из «Empire V» (который я не читала)  и, по сути, новый роман — продолжение "предыдущих вампиров". Пелевин в первой главе тезисно объясняет, кто, что и почему: что такое "Хамлет", "Агрегат М5", "Хартланд", кто такие Великая Мышь и Халдеи, почему нормальные люди не знают о привилегированном вампирском обществе...

Это очень сложная многовекторная книга, в ней и язвительная сатира, и тонкий юмор, и философия мироздания, и вампирский секс со своими прибамбасами и своей камасутрой. Очень остроумно автор высмеивает и современное российское протестное движение, и власть предержащих... Здесь есть всё и порой невозможно отделить одно от другого.

В ней можно встретить и полет с журавлями, и Pussy Riot, и дело Магнитского, и многие другие новостные темы, она как бы подводит итоги прошлого года.

Местами книга воспринимается тяжело (это бывало и со мной), перегруженной философскими размышлениями и слишком многословными описаниями жизни и нравов вампиров. И это может многим не понравиться, даже вызвать отторжение (что и показывают обсуждения книги, рецензии на неё - от восторженного отношения к совершенно негативному, к разочарованию).

 С сюжетом некоторые проблемы, если кратко, то получается, что:

Подружка молодого вампира Рамы Гера избирается на роль верховной жрицы Иштар, для чего проходит странную (с нашей точки зрения) процедуру: ее голову лишают тела и водружают на подвижную ножку. После чего она становится управительницей кровососущей империи, превратившись в стервозную пчелиную матку, сосущую баблос - некую субстанцию, вырабатываемую мозгом людей.

Но сексуальные отношения с Рамой каким-то образом сохранились. Она отправляет его учиться за границу на ныряльщика, это интересная "профессия": Рама научится нырять в Смерть и будет встречаться там с мертвой частью обезглавленной Геры. Ммм...

На учебе, проходящей в подземном замке покойного графа Дракулы, Рама из рядового вампира должен превратиться в бессмертного - Кавалера Вечной Ночи. Здесь он встречает симпатичную бритоголовую американку Софи с соответсвующим американским менталитетом. Любовь-морковь, в смысле секс в разных вариантах: в гробу, на кровати самого Дракулы, в Хамлете - в висячем вниз головой положении, даже виртуально...

Затем он возвращается на родину, где его ждёт сексуально озабоченная Иштар, а также неблагодарная работа по оживлению мертвых миллиардеров и другие повседневные дела. Потом новая командировка к Бэтману Аполло - это правитель всех вампиров, с головой римского императора и телом змеи. Он целеустремлённо "работает" над тем, чтобы изобрести все более эффективные технологии по добыче из людей агрегата "М5" - "баблоса", которого тем больше, чем сильнее людские страдания. Партизаны из движения "Leaking Hearts" хотят остановить эксплуатацию людей и сделать их ум таким, "каким он был до того, как превратиться в фабрику боли".

Вот эти все вампирские дела, вампирский мир с его сложной иерархией, конечно, любопытны, но, честно говоря, меня не очень тронули.

 

Некоторые критики и читатели новой книги Пелевина считают, что писатель не оправдал надежд, в частности, нет оценки прошлогоднего протестного движения. А я не согласна. Мне очень понравились умные, тонкие,  философские рассуждения на эти темы. 

Мы помним, что на роль "отцов" протестного движения зимы 2011 - весны 2012 года претендовали многие персоны: Удальцовы-Немцовы-Навальные-Собчаки-Яшины-Пономарёвы и иже с ними. А теперь мы знаем: главными организаторами тех мероприятий были всё-таки вампиры...

Протесты в России, как оказалось, были нужны для того, чтобы людям перестало быть все до лампочки, потому что, когда людям все до лампочки, они перестают вырабатывать баблос, питающий господ вампиров.

Мне особенно понравилась глава Ацтланский Календарь. Помните, сколько было волнений и спекуляций по поводу календаря ацтеков с их предсказанием конца света. А вот как препарирована идея в затейливом уме вампира.

( Внимание: в цитируемом тексте встречается нецензурная лексика. Прошу прощения...)

Энлиль Маратович (какой-то важный вампир) пригласил на "совещание" с халдеями нашего юного героя Раму.

Кто такие халдеи? Это человеческие слуги, через которых вампиры управляют планетой. "Да, вы видите их, - говорит писатель, - много раз каждый день. Если, конечно, смотрите телевизор".

Описание халдеев, явившихся на разговор, прелестно (но слишком длинное, чтобы здесь цитировать).

Энлиль Маратович повернулся к халдеям спиной, поднялся к черному базальтовому трону и сел на него. И сразу превратился в другого человека — в его лице появилось грозовое недовольство, словно у маршала Жукова перед битвой.
— Излагайте, — сказал он. — Но быстро и коротко. Я знаю, что вы умные. Докажите, что от вашего ума есть хоть какая-то польза. Ну?

Первым стал "излагать" некий Калдавашкин:
Не секрет, что дискурс в России сегодня пришел в упадок, — сказал он. — То же касается и гламура. В результате они уже не могут в полном объеме выполнять свои надзорно-маскировочные функции. Дискурс кажется не храмом, где живет истина, а просто речитативом бригады наперсточников. От гламура начинают морщиться. Что еще хуже, над ним начинают потешаться. Упадок настолько глубок, что нам все сложнее держать человеческое мышление под контролем.

Борясь за сердца и умы, работники дискурса постоянно требуют от человека отвечать «да» или «нет». Все мышление человека должно, как электрический ток, протекать между этими двумя полюсами. Но в реальности возможных ответов всегда три — «да», «нет» и «пошел ты нахуй». Когда это начинает понимать слишком много людей, это и означает, что в черепах появился люфт. В нашей культуре он достиг критических значений. Надобно сильно его уменьшить.

— Согласен, — сказал Энлиль Маратович. — Внесите в гламур и дискурс требуемые изменения. Не мне вас учить.

— Сегодня мы уже не можем решить эту проблему простой корректировкой. Мы не можем трансформировать гламур и дискурс изнутри.
— Почему?
— Как раз из-за этого самого люфта. Нужно сперва его убрать. Взнуздать людям мозги. Любым самым примитивным образом. Показать им какую-нибудь тряпку на швабре и потребовать определиться по ее поводу. Жестко и однозначно. И чтоб никто не вспомнил про третий вариант ответа.
Энлиль Маратович некоторое время думал.
— Да, — сказал он. — Тут есть зерно. Но как этого добиться?
— Нужно временно добавить к гламуру и дискурсу третью силу. Третью точку опоры.
— Что это за третья сила? — подозрительно спросил Энлиль Маратович.
— Протест, — звучно сказал Самарцев.
— Да, — повторил Калдавашкин, — протест.
— Нам нужен шестьдесят восьмой год, — шепнул Щепкин-Куперник.
— Шестьдесят восьмой — лайт, — добавил Самарцев.
Лицо Энлиля Маратовича покраснело.
— Вы что, хотите, чтобы я танки ввел?
— Наоборот, — поднял палец Самарцев. — Студентов.
— Но зачем? Собираетесь устроить хаос?
— Энлиль Маратович, — сказал Самрацев, — мы не выходим за рамки мирового опыта. Все идеологии современного мира стремятся занять такое место, где их нельзя подвергнуть анализу и осмеянию. Методов существует довольно много — оскорбление чувств, предъявление праха, протест, благотворительность и так далее. Но в нашей ситуации начать целесообразно именно с протеста.
Калдавашкин деликатно кашлянул, привлекая к себе внимание.
— Кто-то, помнится, сказал, — промолвил он, жмурясь, — что моральное негодование — это техника, с помощью которой можно наполнить любого идиота чувством собственного достоинства. Именно к этому мы и должны стремиться.
— Вот-вот, — отозвался Самарцев. — Сегодня всякий готов смеяться над гламуром и дискурсом. Но никто не посмеет смеяться над благородным негодованием по поводу несправедливости и гнета, запасы которых в нашей стране неисчерпаемы. Гражданский протест — это технология, которая позволит поднять гламур и дискурс на недосягаемую нравственную высоту. Мало того, она поможет нам наделить любого экранного дрочилу чувством бесконечной моральной правоты. Это сразу уберет в черепных коробках весь люфт. А вслед за этим мы перезапустим святыни для остальных социальных страт. Чтобы везде горело по лампадке. Мы даже не будем чинить ограду. Публика все сделает сама. Не только починит, но и покрасит. А потом еще и разрисует. И сама набьет себе за это морду…

Энлиль Маратович поскреб пальцем подбородок.
— Давайте по порядку. Что думает гламур?
Щепкин-Куперник шаркнул ножкой.
— Полностью согласен с прозвучавшим. Начинать надо с протеста — и вовлекать в него бомонд. Это позволит мобилизовать широкие слои городской бедноты.
— Каким образом? — спросил Энлиль Маратович.
Щепкин-Куперник сделал шажок вперед.
— Участие гламурного элемента, светских обозревателей и поп-звезд одновременно с доброжелательным вниманием СМИ превратит протест в разновидность conspicuous consumption. Протест — это бесплатный гламур для бедных. Беднейшие слои населения демократично встречаются с богатейшими для совместного потребления борьбы за правое дело. Причем встреча в физическом пространстве сегодня уже не нужна. Слиться в одном порыве с богатыми и знаменитыми можно в Интернете. Управляемая гламурная революция — это такое же многообещающее направление, как ядерный синтез…

— Не говори красиво, — сказал Энлиль Маратович. — Что значит — гламурная революция? Ее что, делают гламурные бляди?
— Нет. Сама революция становится гламуром. И гламурные бляди понимают, что если они хотят и дальше оставаться гламурными, им надо срочно стать революционными. А иначе они за секунду станут просто смешными.
— Ничего радикально нового здесь нет, — пробасил Самарцев. — Только хорошо забытое старое. Во время Первой мировой светские дамы ездили в госпиталь выносить за ранеными крестьянами утки. И наполняли себя благородным достоинством, вышивая кисеты для фронтовых солдат.

— Но тогда в этом не было элементов реалити-шоу, — сказал Калдавашкин. — А нам нужно именно непрерывное реалити-шоу, блещущее всеми огнями гламура и дискурса — но не в студии, а на тех самых улицах, где ходят зрители. Которое позволит наконец участвовать в реалити-шоу всем тем, кто искренне презирает этот жанр.

— Это будет реалити-шоу, — сказал Самарцев, — которое никто даже не посмеет так назвать. Потому что оно обнимет всю реальность, которую мы будем правильным образом показывать ей самой, используя зрителя не как конечного адресата, а просто как гигиеническую прокладку. И как только зритель почувствует, что он не адресат, а просто сливное отверстие, как только он поймет свое настоящее место, он и думать забудет, что кто-то пытается его обмануть. Тем более что ему будут не только предъявлять актуальные тренды, но и совершенно реально бить по зубам…
— И по яйцам? — строго спросил Энлиль Маратович.
— И по яйцам тоже, — сказал Самарцев. — Обязательно.

— А как вовлечь в протест гламур? — спросил я.
— Нам не надо ничего делать, — пророкотал Самарцев. — Он втянется сам. С гламурной точки зрения протест — это просто новая правильная фигня, которую надо носить. А не носить ее — означает выпасть из реальности. Какие чарующие и неотразимые сочетания слов! Политический жест… Самый модный оппозиционер… Стилистическое противостояние…

— Но как все удержать под контролем? Вдруг это начнет вот так… — Энлиль Маратович сделал сложное спиральное движение руками, — и перевернет лодку?
— Нет, — улыбнулся Калдавашкин. — Любая гламурная революция безопасна, потому что кончается естественным образом — как только протест выходит из моды. Когда новая правильная фигня перестанет быть модной, из реальности начнут выпадать уже те, кто до сих пор ее носит. Кроме того, мы ведь не только поп-звезд делаем революционерами. Мы, что гораздо важнее, делаем революционеров поп-звездами. А какая после этого революция?

— Они про правильную прическу будут больше думать, чем про захват телеграфа, — добавил Щепкин-Куперник.
— Не телеграфа, а твиттера, — поправил Самарцев.
— Это вы мне сейчас говорите, — сказал Энлиль Маратович. — Всякие красивые слова. А на моделях вы просчитали?
— Так кто же нам разрешит расчеты делать, — ответил Самарцев. — Без вашей-то визы? Понять могут неправильно. Решат, что мы без согласования…
— Правильно, — согласился Энлиль Маратович и подозрительно уставился на Самарцева. — Без согласования бунт не начинают. Даже и думать об этом нельзя. А вы, выходит, думаете. И уже долго.

— Когда планируете первую волну?
— Зимой, — сказал Калдавашкин. — Скоро уже.
— Хорошо, — кивнул Энлиль Маратович.

После ухода халдеев Рама уточняет некоторые вещи для себя:

— Значит, это вы решили, что нам нужна революция?
— Не я, — ответил Энлиль Маратович. — Я таких вещей не решаю.
— А кто решает?
— История.
— История? — спросил я. — А как вы узнаете, чего она хочет? Через кого она отдает команды?
Энлиль Маратович поглядел на меня долгим взглядом — оценивающим и очень серьезным, словно колеблясь, открыть мне секрет или нет.

- Я могу сообщить тебе дословно, что говорит про этот год Календарь Ацтлана.
Он вынул из кармана маленькую записную книжку и открыл ее.

— Это уже в переложении на современный русский… «Две тысячи двенадцать. Россия. Главное событие — «гроза двенадцатого года», также известная как «революция пиздатых шубок», «pussy riot» и «дело Мохнаткина», — гламурные волнения 2012 года, когда дамы света в знак протеста против азиатчины и деспотии перестали подбривать лобок, и их любовники-олигархи вынуждены были восстать против тирана. Волнения закончились, когда небритый лобок вышел из моды. Были отражены в ряде произведений искусства — от полностью сохранившейся в древнем бомбоубежище пьесы Тургенева «Гроза» до упомянутого в хрониках блокбастера «2012», посвященного, вероятно, той же тематике…» Конец цитаты. Вот и все, что мы знаем. Много это или мало?

Или вот ещё классный кусок:

– Но разве не важно, против кого протест?
– Протест всегда направлен против свойственного жизни страдания, Рама. А повернуть его можно на любого, кого мы назначим это страдание олицетворять. В России удобно переводить все стрелки на власть, потому что она отвечает за все. Даже за смену времен года. Но можно на кого угодно. Можно на кавказцев. Можно на евреев. Можно на чекистов. Можно на олигархов. Можно на гастарбайтеров. Можно на масонов. Или на каких-нибудь еще глупых и несчастных терпил. Потому что никого другого среди людей нет вообще.

– А под каким лозунгом начнутся события?

– Это пусть Самарцев вникает. Важно дать людям чувство, что они что-то могут. Без эмоциональной вовлеченности в драму жизни ни гламур, ни дискурс не работают. Здесь халдеи совершенно правы. Пусть люди поверят в свою силу. Дайте офисному пролетарию закричать “yes we can!” в промежутке между поносом и гриппом. И все будет хорошо. Люфт в головах уйдет. Народ опять начнет смотреть сериалы, искать моральных авторитетов в сфере шоу-бизнеса и строгать для нас по ночам новых буратин. А мы надолго скроемся в самую плотную тень…

– Но зачем же по яйцам бить? – спросил я совсем тихо.

– Затем, – сказал Энлиль Маратович, – что в идеале все действия властей должны вызывать тягостное недоумение и душевную скорбь, терзая людские сердца необъяснимой злобой и тупостью… Главная задача российского государства вовсе не в том, чтобы обогатить чиновника. Она в том, чтобы сделать человеческую жизнь невыносимой.

– И тогда, – продолжил я язвительно, – ум “Б” выделит еще больше страдания, и мы, хозяева жизни, всосем его в виде баблоса?

– Да, – согласился Энлиль Маратович. – Для российского сознания характерно ощущение неполноценности и омраченности всего происходящего в России по сравнению с происходящим где-то там. Но это, Рама, просто одна из черт русского ума, делающих его судьбу особенно невыносимой. И в этой невыносимости залог трудного русского счастья.

– Почему?

– Потому что русский человек почти всегда живет в надежде, что он вот-вот порвет цепи, свергнет тиранию, победит коррупцию и холод – и тогда начнется новая жизнь, полная света и радости. Эта извечная мечта, эти, как сказал поэт Вертинский, бесконечные пропасти к недоступной весне – и придают жизни смысл, создавая надежду и цель. Но если тирания случайно сворачивает себе шею сама и цепи рвутся, подвешенный в пустоте русский ум начинает выть от подлости происходящего вокруг и внутри, ибо становится ясно, что страдал он не из-за гнета палачей, а из-за своей собственной природы. И тогда он быстро и незаметно выстраивает вокруг себя новую тюрьму, на которую можно остроумно жаловаться человечеству шестистопным ямбом. Он прячется от холода в знакомую жопу, где провел столько времени, что это для него уже не жопа, а уютная нора с кормящим его огородом, на котором растут злодеи и угнетатели, светлые борцы, скромный революционный гламур и немудрящий честный дискурс. Где есть далекая заря грядущего счастья и морщинистый иллюминатор с видом на Европу. Появляется смысловое поле, силовые линии которого придают русскому уму привычную позу. В таком положении он и выведен жить…

 Нет, всё-таки по прошествии некоторого времени после чтения книги мне она понравилась даже больше, чем сначала. Самые классные, на мой вкус, главы: Щит Родины, СРКН, Ацтланский Календарь. 

"Сверхчеловек — это звучит супергордо!"

А вообще, признАюсь, SNUFF произвёл на меня гораздо более сильное впечатление...

См.также:
Пелевин. S.N.U.F.F.
Пелевин. S.N.U.F.F. Часть вторая