Дмитрий Глуховский. Текст

Нет, не стоило читать этот "Текст" Дмитрия Глуховского перед Новым годом. Очень депрессивно и беспросветно. Да и после Нового года не обязательно, и вообще это чтение не для всех.




Вот, жил-был себе парень Илья Горюнов (и фамилия-то говорящая!) в Подмосковье, без отца, мать - учительница. Был Илья приличным студентом, поступив без блата на филфак МГУ - чем весьма гордился; сдал первую сессию и пошёл с девушкой на дискотеку.

И тут его жизнь резко обрушилась: поганый молодой полицейский пристал к его девушке, подкинул ее кавалеру наркотики, повязали нашего героя на 7 лет с судом, но без следствия...

Прошли 7 лет в Соликамске, Илья возвращается домой, вроде как в свою жизнь. Но, увы, его жизни уже нет, и, как оказалось, не будет.

Девушка его не дождалась, вышла замуж за другого, никто его не встретил, квартира оказалась не запертой...В довершение ко всему мать умерла как раз накануне его возвращения. Деньги из квартиры похищены, тело матери лежит в морге, похоронить её не на что.

Москва, которую он оставил 7 лет назад, уже совсем не та. Мир кажется чужим, и нет никого, кто мог бы ему помочь, стать ему близким. Осталось лишь желание сильно напиться (из горла бутылки) да отомстить тому негодяю, который подставил его и отправил на зону.

Сказано - сделано: убил он своего обидчика Петю Хазина, отомстил Суке (так теперь называл майора), сбросил труп в колодец, а "на прощанье" прихватил его айфон и пистолет. Тут его жизнь снова делает пируэт, он как бы надевает на себя маску убитого и буквально несколько дней проживает его жизнь.

Способствует этому тот самый айфон, в котором скрупулёзно записана (закодирована, заснята) преступная жизнь убитого полицейского: и переписка (и разговоры) с начальством, и перипетии с отцом-мерзавцем, который воспитал сына такой сволочью-наркоманом и просто чудовищем, и письма (звонки)  матери, переживающей за своего сына, и фото, письма любимой девушки Нины, беременной от него, и переписка (разговоры) с абреками-наркодилерами, которых Хазин снабжал отравой.


БОльшая часть сюжета - это общение героев с помощью мессенджеров, эсэмэсок, фотографий и видеозаписей.

Илья "включается" в чужую жизнь: ведёт сделки с наркодилерами, отбрыкивается от начальства и фсбэшной крыши,  переписывается с "его" девушкой, матерью, отцом. До поры до времени. Но...

Украсть чужую жизнь не получилось. Жить с чистого листа, ни о чём не помня, тоже, и стало ясно, что плохой конец неизбежен. Слишком много плохого им уже сделано. А попытки исправить что-либо приводят к худшему результату и проблемы наваливаются на него как снежный ком.

"...Ты взял чужой телефон, нашел в нем кого-то живого и веселого, искусил его и убил. Танцуй теперь, давай танцуй, болтай в полный голос – сам с собой! Один дери глотку, чтобы самого себя переорать.
Встал на колени перед материной кроватью.
Потрогал кнопочный телефон, который только от мертвых к мертвым мог звонить.
Я этого не хотел. Если бы мне дали протрезветь, я не стал бы и Хазина убивать, честное слово. А теперь одна костяшка домино роняет другую, они как-то сами рушатся, помимо меня.
Зарылся лицом в смятую подушку".

Задумал Илья сбежать из страны хоть куда-нибудь, куда не нужна виза. Купил "чистый" паспорт со слегка изменённой фамилией (одна буква) на деньги, полученные за наркоту, обнаруженную на трупе Пети Хазина. А парень, купивший её "со скидкой", на радостях нажрался и сдох от передоза...

Сделал что-то хорошее? Ага, пользуясь всё той же Петиной маской (переписка по айфону) отговорил Нину делать аборт, больше того, по эсэмэске сделал ей предложение, которое она с радостью приняла, при этом всё время настаивая на встрече или хотя бы на разговоре по телефону.

"...Вот только сейчас, когда ему самому забрезжило хоть что-то впереди, стало настигать и другое: кто будет за него выполнять все эти обещания, которые он Нине щедро дает? Кто будет – за Петю?
Спас он ее? От чего? От того, чтобы не по-христиански?
Ни одного ответа. Даже эхо молчит: квартира слишком для эха маленькая и заставленная старым барахлом.
Как было лучше? Как было бы?
Она ведь узнает, скоро узнает, что он мертв, что убит. Найдут его в коллекторе, и даже если на опознание не поедет, тогда – что?!"

А вскоре наш "Петруша" - Илья заметил слежку на телефоне: несколько дней он нигде не появляется, только шлёт SMS, в разных местах, у разных абонентов стали возникать вопросы... запеленговали телефон...

"...Что слежка, не сомневался ни секунды. Вспомнил Игоревы слова, вспомнил горящую стрелочку в телефоне, пока он с Ниной точил лясы. Но как ее было сбросить? А теперь вот домой не вернуться. Будут подъезд пасти, пока он не вернется, не устанут. Это Илья один, а их бесконечно.
А паспорт у него с собой? Кинуло в пот. Прошарил карманы: нашел во внутреннем. Слава богу, и не выкладывал! Телефон тоже, кошелек есть. Главное. Ствол дома оставил! Как завтра без него на стрелку к абрекам? И где ночь до завтра скоротать? Ладно, так надолго вперед незачем. Сегодня бы не поймали!"

Пришлось избавиться от телефона - вернуть его владельцу, лежащему на дне коллектора.

"...Телефон мигнул только в последний раз и окончательно сдох.
Отыскал давешний лом, натужился – сдвинул его еле, как гранитную плиту. Стал стирать с телефона отпечатки. Подышал на зеркальце, снял рукавом испарину. Ничего от Ильи не должно остаться.
И тут сзади заговорили, зашагали – пьяные шли компанией. Из баров шли – может, из «Хулигана».
К нему прямо, с каждым шагом. К нему! И вышли.
Секунд хватило только кинуть ему айфон вниз.
Крышку задвинуть – не хватило..." 

Дел у Ильи осталось немного: по договорённости забрать у абреков кучу денег за наркотики, которые после якобы подвезёт им сам Хазин; заплатить за похороны матери, сесть на самолёт и... свобода!

Деньги-то он получил, но услышал при этом (пардон за матерную лексику - так в книге):

- Короче, скажи ему, до часа товара не будет, мы его курицу е***м. А не будет до вечера – его е***м самого. Если его подвал не учит ничему.
– Что? – переспросил Илья. – Какую курицу?
Вертлявый улыбнулся. Магомед почесал бровь.
– Иса, где ты мне фотку пересылал, покажи пацану.
Тот покопался в телефоне недолго, открыл: девушка заходит в подъезд пятиэтажки. Пальто парусом, шапка, шарф.
Нина.
– Это баба его. Нам партнеры адрес пробили, работу, все. Зае***ся ее спасать. Так что скажи, через три часа товар чтобы тут. У нее папа не генерал, всем по х**. Так что быстрее ехай, понял? И пусть телефон включает, скажи.
– Я скажу.
– Деньги, брат, что? Мусор. Бери, не жалко, у меня еще есть! – засмеялся Магомед. – А жизнь дается человеку только раз, знаешь? Пушкин сказал...

И вот тут герою пришлось делать выбор:

"...Куда теперь? Менять? Заказывать билеты? Лететь? В банк класть их?
Чего ему бояться? Он пока и невидимый, и свободный. Он на них имеет право, на эти двести пятьдесят тысяч, это ему из главной кассы выдали, пересчитали семь лет молодости в евровый эквивалент. Вот паспорт, вот деньги, вот будущее, уе***ай. Они спохватятся, конечно – и абреки эти, которые совсем не бандиты, и менты, которые не менты вовсе, но будет уже поздно – на два, на три дня опоздают, и за это время он уже со своей новой фамилией рассеется; полетит – хоть в белой футболке с золотым принтом и в кепке олдскульной – над океаном в город Медельин, потеряется там и там будет смотреть сериал на пятьдесят сезонов, пока не узнает, чем все кончается. Одно отличие от сна: Нины не будет рядом.
Включи телефон, Петя.
Нет связи.
Нет связи с Петей, нет связи с Ниной, с родителями: от всех отрекся, когда заметал следы. Никого не предупредить ни о чем. Хороший был план вчера – вернуть Хазину телефон, а сегодня оказался плохой.
Да лети ты в Медельин, господи, лети жить! К херам их всех!..

...Да кто вы мне все? Вы мне все чужие люди!
У меня своих и нет, кроме самого себя. Горите все!
Вышел из метро.
И что, что она беременная? Что, что я ей вчера предложение делал?! И что, что я сам ее уговаривал ребенка оставить?! Что с того-то?! Это не мой ребенок, это Хазинский ребенок, это его баба, это его отец, я с Хазиным два раза всего виделся: когда он меня из спеси в тюрьму определял, и когда я ему горло резал! Мы друг другу посторонние! Это его мать!
А у меня вон своя, она в мертвецкой тоскует, она застряла между здесь и там, мне с ней еще надо решить, при чем тут Хазинские родственнички?!
Ты же там лежишь, ма, и ты же мне все это рассказываешь?! Нет уж, давай так: ты туда, а я сюда. Я сюда, а ты уж сама как-нибудь там. Не учи меня, не затаскивай к себе!
И что, что Нина тут ни при чем?
Так получилось, понимаешь, что если мне – наверх, то ей – к тебе, вниз. А если ей – наверх, то спускаться придется уже мне. Обоим наверху не остаться, Магомед не даст. Она ничем не заслужила, а я-то – чем?! Почему я должен ее обменивать на себя? Потому что я ее от аборта отговорил?
Это не про честность, это не про справедливость, не про расплату, не про отпущение грехов, это только про то, что три мертвеца уцепились мне за ноги и тащат на дно, в трясину, не дают выгрести к воздуху, вот это про что!
Почему тут можно только себя вместо нее живоглотам скормить, кого я этим впечатлю, кто это оценит, кто узнает про это: никто и никогда, бесславный подвиг – идиотство, тут нет никакой победы и быть не может, нет никакой жертвы и никакого спасения, это все только про зубы в три ряда и про лоскута красной требухи. Это все зря, это все зря, зря и зря.
И что этот ребенок – он же в лапы старшему Хазину попадет, и тот воспитает из него второго Петю, ты сам им так все подтасовал, второго избалованного говнюка, которому можно все! Он вырастет, он пойдет в мусора, он из скуки и спеси загонит на зону следующего Илью, вот и весь твой выигрыш.
За что тебе дохнуть? Ради чего?!
Беги! Лети!"

Не убежал, не улетел, вернул деньги Магомеду
– Че это? – бесстрастно сказал тот.
– Хазина грохнули. Который вам должен был товар. Держи бабло. 

Сделал Илья нелегкий выбор: спасти себя или незнакомую женщину. И он выбирает незнакомую женщину. И продолжает разговаривать сам с собой, с мёртвой матерью:

"Ты умерла, тебя нет. Тебе все равно, где тебя закопают. Ты не можешь ничего запретить мне, не можешь ни за что меня отругать. Мне одиноко от этой свободы, мне тоскливо без твоей брани. Но все, что ты можешь сделать мне – не разговаривать со мной.
Она мне просто очень нравится, эта Нина, понимаешь? И ей надо жить, жить за двоих, ей очень нужно в две тысячи семнадцатый и дальше.
Я тоже пытался пробраться туда обманом. У меня почти получилось. Но расклад вышел такой, что или она – или мы с тобой.
Хотел бы я, чтобы можно было спасти и тебя, и ее, я бы хотел и себя спасти, и Петю, но можно было только одного кого-то, и я выбрал ее. Пусть бы только она отошла от края котлована подальше, а мне уже плевать. Я расцепляю пальцы, пускай песок волочит меня вниз. Живые к живым, мертвые к мертвым.
Я мог сделать по-другому. Я мог бы сегодня заночевать в самолете, а завтра проснуться в Новом Свете. Все было в моих руках. А на самом деле я никуда не убежал бы, даже если бы улетел, я никогда не смог бы закончить этот разговор с тобой, даже если бы отпел тебя, я думал, что убивать не страшно, а оказывается, убивая других, убиваешь и себя: нерв, живой корень мертвишь в себе этим мышьяком, и существуешь дальше, как мертвый зуб.
И все равно мне очень хотелось еще побыть, я мухлевал как мог и изворачивался до последнего. Но теперь все как-то становится на свои места. Меня помаленьку отпускает, ма. И я больше не побегу.
Ты прокляни меня, если хочешь, что я так с тобой поступаю.
Я всегда не так боялся порки, как того, что ты со мной перестанешь разговаривать..."

Увидел по телевизору информацию о найденном теле майора полиции, его мать, отца...
Потом засигналил домофон...
Хотел застрелиться Петиным пистолетом, но тот дал осечку...
Когда выламывали дверь, вставать не стал...

"...Телевизор продолжал работать, когда Илью, истыканного гранатными осколками, выносили из квартиры, завернув в простынь. Было немного похоже на святого Себастьяна.
Пришлось хоронить и его, и мать за муниципальный счет. Похоронили порознь, в могилы воткнули палки с табличками: Горюнова, Горюнов. Там они и торчали, пока не пришло время все это дело уплотнить.
Застряли Горюновы в две тысячи шестнадцатом, а мир поехал дальше.
У Нины родилась дочка. Есть люди, от которых что-то остается, а есть люди, от которых не остается ничего.
КОНЕЦ"

Как-то по-особому воспринимается здесь концовка, а именно слово КОНЕЦ, напечатанное большими буквами, - ужасно, печально и правдиво.

Это не конец повествования, это - конец и, в какой-то мере, освобождение от всех этих чужих грязных и страшных жизней...



Telegram