Иосиф Бродский

Говоря официальным языком, выдающемуся русскому поэту, эссеисту, драматургу, переводчику, завтра (24 мая 2010 г.) исполнилось бы семьдесят. Уже кажется, что это человек из другой эпохи, но нет, он мог бы и сегодня быть нашим современником.



Однако Бродский ушёл от нас в 1996 году и навсегда остался 55-летним - поэтом, вышедшим далеко за рамки русской литературы. Он долго жил в США, адаптировался там, как никто другой из русских поэтов, может быть, за исключением Набокова; также писал не только по-русски, но и по-английски.

Он был признан за рубежом, стал почетным членом американской Академии искусств, из которой, кстати, вышел в знак протеста против приема в нее Евгения Евтушенко. Бродский - обладатель одной из самых престижных на западе премий: премии Макартура - так... простенько: "за гениальность". И пятый российский Нобелевский лауреат по литературе - "за многогранность творчества, проникнутого остротой мысли и глубокой поэтичностью" (1933 г. — И.А. Бунин,
1958 г. — Б.Л. Пастернак,
1965 г. — М.А. Шолохов,
1970 г. — А.И. Солженицын,
1987 г. — И.А. Бродский).

Не могу сказать, что Иосиф Бродский - "мой" поэт, он дидактичен, назидателен, тяжеловат, несентиментален, в его стихах нет пушкинской прозрачности, воздушности, распахнутости, свойственной другим нашим поэтам, они наполнены абстрактыми эмоциями, логическими рассуждениями, изощрёнными метафорами.

Но у него есть собственный стиль, афористичность, есть безмерный талант, о чём, в частности, говорила и Анна Ахматова, "королева-бродяга" (как она себя называла), в чью свиту, или в "волшебный хор" входил Иосиф Бродский вместе с Рейном, Найманом и Бобышевым.

Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать, - писал поэт. А получилось наоборот: и страну выбрал - США, и погост - в Венеции, и никогда больше после эмиграции не возвращался на Васильевский остров... Хотя было время, когда настойчиво звали...

Одним из аргументов не-приезда поэта было:"Лучшая часть меня уже там - мои стихи". На мой взгляд, это - замечательный и очень убедительный аргумент...

Привожу здесь редкое стихотворение Иосифа Бродского, написанное для детей, - "Баллада о маленьком буксире". Что-то в нём есть очень трогательное, философское и чуть сентиментальное...

* * *

Это — я.
Мое имя — Антей.
Впрочем,
я не античный герой.
Я — буксир.
Я работаю в этом порту.
Я работаю здесь.
Это мне по нутру.
Подо мною вода.
Надо мной небеса.
Между ними
буксирных дымков полоса.
Между ними
буксирных гудков голоса.

Я — буксир.
Я работаю в этом порту.
Это мой капитан
с сигаретой во рту.
Он стоит у штурвала
(говорят — за рулем).
Это мой кочегар —
это он меня кормит углем.
Это боцман,
а это матросы.
Сегодня аврал.
Это два машиниста —
два врача, чтобы я не хворал.
Ну, а кто же вон там,
на корме,
в колпаке?
Это кок
с поварешкой прекрасной в руке.

Я — буксир.
Все они — это мой экипаж.
Мы плывем.
Перед нами прекрасный пейзаж:
впереди синева,
позади синева,
или кранов подъемных
вдалеке кружева.
На пустых островках
зеленеет трава,
подо мною залив
и немножко Нева.

Облака проплывают
в пароходных дымках,
отражаясь в воде.
Я плыву в облаках
по прекрасным местам,
где я был молодым,
возле чаек и там,
где кончается дым.

На рассвете в порту,
когда все еще спят,
я, объятый туманом
с головы и до пят,
отхожу от причала
и спешу в темноту,
потому что КОРАБЛЬ
появился в порту.

Он явился сюда
из-за дальних морей,
там, где мне никогда
не бросать якорей,
где во сне безмятежно
побережья молчат,
лишь на пальмах прибрежных
попугаи кричат.

Пересек океан —
и теперь он у нас.
Добрый день, иностранец,
мы приветствуем вас.
Вы проделали путь
из далекой страны.
Вам пора отдохнуть
у причальной стены.
Извините, друзья,
без меня вам нельзя.
Хоть, собравшись на бак,
вы и смотрите вниз,
но нельзя вам никак
без меня обойтись.
Я поставлю вас здесь,
средь других кораблей,
чтоб вам было в компании
повеселей,
слева — берег высокий,
а справа — Нева.
Кран распустит над вами
свои кружева.

...А потом меня снова
подкормят углем,
и я вновь поплыву
за другим кораблем.

Так тружусь я всегда,
так тружусь и живу,
забываю во сне,
чем я был наяву,
постоянно бегу,
постоянно спешу,
привожу, увожу,
привожу, увожу.
Так тружусь я всегда,
очень мало стою.
То туда, то сюда.
Иногда устаю.

...И, когда я плыву
вдоль причала домой,
и закат торопливый
все бежит за кормой,
и мерцает Нева
в серебристом огне,
вдруг я слышу слова,
обращенные мне.
Словно где-то вдали,
собираясь в кружок,
говорят корабли:
— Добрый вечер, дружок.
Или просто из тьмы,
обработавший груз,
«бон суар, мон ами»
тихо шепчет француз.
Рядом немец твердит:
«гутен абенд, камрад».
«О, гуд бай!» — долетит
от английских ребят.

До свиданья, ребята,
до свиданья, друзья.

Не жалейте, не надо,
мне за вами нельзя.

Отплывайте из дому
в белый утренний свет,
океану родному
передайте привет.

Не впервой расставаться,
исчезайте вдали.

Кто-то должен остаться
возле этой земли.

Это я, дорогие,
да, по-прежнему я.
Перед вами другие
возникают края,
где во сне безмятежно
побережья молчат,
лишь на пальмах прибрежных
попугаи кричат.

И хотя я горюю,
что вот я не моряк,
и хотя я тоскую
о прекрасных морях,
и хоть горько прощаться
с кораблем дорогим,
Но я должен остаться
там,
где нужен другим.

И когда я состарюсь
на заливе судьбы,
и когда мои мачты
станут ниже трубы,
капитан мне скомандует
«право руля»,
кочегар мне подбросит
немного угля,
старый боцман в зюйд-вестке
мой штурвал повернет
и ногой от причала
мне корму оттолкнет, —
— и тогда поплыву я
к прекрасному сну
мимо синих деревьев
в золотую страну,
из которой еще,
как преданья гласят,
ни один из буксиров
не вернулся назад.
1962